Джетро уже и не помнил, сколько в точности пациентов было в лечебнице на момент того пожара, но помнил, что немногим больше полусотни. С дежурным персоналом выходило где-то семьдесят или восемьдесят жертв. Выжило тогда всего несколько человек. Кое-кто из санитаров, работающих посменно, которые в ту роковую ночь как раз отсыпались дома, и всего двое или трое пациентов, которых по счастливому стечению обстоятельств как раз накануне забрали домой их семьи. Забрали на Рождество.
Стоя вот так, на границе между миром живых и мертвых, Джетро почти чувствовал запах корицы и жженой карамели, который наполнял в тот Сочельник, казалось, каждый уголок лечебницы. Но это был лишь тоненькая струйка, просачивающаяся в мир живых вместе с голосами мертвецов, а Джетро хотел большего. Взгляд Самары, упершийся в него в какой-то момент, только убедил его в правильности принятого решения. В конце концов, он же не просто подержаться за руки при мертвых свидетелях ее сюда приволок. Он усмехнулся при этой мысли и, окинув долгим взглядом собравшихся вокруг них духов, практически потребовал:
- Покажите. Покажите нам всё.
Джетро говорил громко, напрягая связки так, что на шее вздулись вены, но его голос все равно прозвучал глухо. Они уже окружили их, запечатали в плотном коконе своей темной потусторонней энергией, а теперь, когда он заявил о себе подобным образом, закружили в ней, как в воронке. В считанные секунды все видимое завихрилось и смазалось, а потом на них обрушился яркий свет, тепло и щекотные запахи Рождества, которое справлялось даже в таком заведении, как лечебница для душевнобольных. Джетро уже не в первый раз делал это, но всякий раз на мгновение терялся. Слишком внезапным было «перемещение». Впрочем, если подбирать терминологию, то перемещения как такового не было. Они все так же стояли в центре фойе, точнехонько в центре спирального рисунка паркета. Только были они не в той разрушенной лечебнице, которая осталась в две тысячи двадцатом году, а в той, что была на этом самом месте в Сочельник тысяча восемьсот девяносто девятом. Стрелки циферблата больших напольных часов, стоящих тут же, в фойе сообщали о том, что время подходило к десяти вечера. Близился отбой.
- В десять все расходятся по своим комнатам, - сообщил Джетро, отпуская руки Самары и оглядываясь по сторонам с какой-то даже немного ностальгической улыбкой. - Комнатам, не палатам, заметь. Подобные заведения сильно отличались от того, что есть сейчас. А вот и Молли.
Женщина в старомодном строгом платье с белоснежным передником и накрахмаленным чепчиком, составляющими форму медсестры того времени, торопливо простучала своими каблучками из левого коридора, бросила быстрый взгляд на часы и постучала дальше, уже в коридор правый. Их она как будто бы и не заметила.
- Они нас не видят, пока мы до них не дотронемся, - Джетро прошел чуть вперед, глянул в след медсестре, а потом вдруг застыл, наклонив голову, как собака. До его слуха долетели звуки игры на фортепиано. Он заулыбался, как мальчишка, и глянул на Самару. - Хочешь увидеть самое прекрасное создание, которое когда-либо запирали в этом месте?
Вопрос был из разряда риторических. Джетро схватил девчонку за руку и потащил наверх по лестнице. Музыка становилось громче, но все равно звучала приглушенно, словно из-за прикрытой двери. Тем не менее, именно она привела их в большую и довольно красивую для подобного места гостиную. Здесь горел камин, стояла нарядная елка, а за фортепьяно сидела девочка-подросток лет пятнадцати-шестнадцати. Ее платье тоже было нарядным, а лента в темных почти черных волосах была такого насыщенного красного оттенка, что в сочетании с бледной кожей, превращала девочку в настоящую Белоснежку.
- Марина, - Джетро вспомнил ее имя, хотя, наверное, никогда не забывал. - Дочка одного из землевладельцев Новой Англии. От первого брака. Неудобное дитя, которое отправили сюда лечить что-то там истерическое. Официально. Неофициально, чтобы она не мешала новой супруге чувствовать себя хозяйкой дома. Ее не должно было здесь быть в тот вечер, потому что ее собирались забрать на праздники домой, но что-то пошло не так.
Вошедших Марина не замечала. Она играла с таким упоением и с такой легкостью, что, казалось, клавиши нажимались сами собой, как будто заранее угадывая прикосновение ее тонких пальчиков. Джетро подошел поближе и облокотился о крышку фортепьяно. Он как будто не мог налюбоваться на девочку, которая все еще была больше ребенком.

Подпись автора

Что бы он ни натворил — он твой брат.