Marcus Keane | Маркус Кин

Род деятельности: отлученный от церкви священник-экзорцист, по факту бродяга-путешественник Дата рождения: 03.08.1965, 55 лет Рост: 183 см Телосложение: жилистый, поджарый, для своего возраста довольно крепок и силен Цвет глаз: голубые Цвет волос: блондин

Ben Daniels

Особые приметы: короткая стрижка, аккуратные усы и бородка, морщины, которые не оставляют сомнений в перевалившем за пятидесятилетний рубеж возрасте - это первое, что бросается в глаза, когда встречаешься с Маркусом Кином. Уже потом замечаешь, что возраст, широко расписавшийся на лице, почти не затронул все остальное, оставив бывшему священнику прямую осанку, тяжелые кулаки и стремительность движений, которой совсем не ждешь от человека его возраста. На левом бицепсе есть татуировка. Еще одна поменьше в виде отпечатка пистолетного дула на запястье рядом с кожанным шнурком с медальоном Святого Бенедикта. На шее еще один медально на цепочке, а в кармане розарий с крестом из старинных гвоздей. Тело покрыто мелкими и не очень шрамами разного происхождения, из которых выделяются след от укуса на правом плече рядом с ключицей и довольно грубый шрам от пореза на левом предплечье с внутренней стороны. Одет всегда просто, в потрепанную одежду бывалого путешественника. Стоптанные и запыленные ботинки, старые джинсы, видавшая виды кожанка - его обычный наряд. Из эксцентричного разве что шляпа, которую он не так давно сменил на простую шапку по сезону. Говорит с британским акцентом.

Биография

Родился Маркус в Великобритании, в графстве Лестершир, в довольно бедной семье выходцев из Ирландии. Особой набожностью его родители не отличались и верили больше в демонов, таящихся на дне бутылки, нежели в Бога, поэтому счастливым детство Маркуса не назовешь. Его вообще почти не было, этого детства, но если бы пришлось навзвать момент, когда Маркус с ним расстался, то это был бы тот день и час, когда его напившийся до состояния нестояния отец раскроил его матери череп. Маркусу было семь лет, когда он попал в приют, и прошло еще два года, прежде чем его взяла под свое крыло Церковь, которая всегда любила таких, как он. Ведь кто может быть более внушаем, чем сирота, который никому не нужен.
Маркусу не нужно было ничего внушать. В отличие от своих сверстников он уверовал в Бога еще в двенадцать, когда впервые вошел в темную комнату в одном из подвалов приютившего его прихода и встретился с одержимого, которого он должен был изгнать, чтобы доказать, что Церковь все это время кормила его не зря. Именно в момент своего первого изгнания он уверовал крепко и навсегда, потому что в этот момент он впервые услышал голос Господа и понял, что у него есть цель. Его с самого начала натаскивали для этой цели, которая не предполагала тепленькое местечко в непроблемнои приходе и мирную жизнь пастора, исправно служащего мессы и отпускающего грехи в тихом полумраке исповедальни. Постоянные разъезды почти бродячее существование и вечное недовольство со стороны руководства стали тем самым образом жизни, который Маркус вел на протяжении тридцати с лишним лет с тех пор, как стал священником.
Все изменилось в Мехико, когда Маркус впервые за все время своего бытия экзорцистом потерял человека, который доверил ему свою жизнь и свою душу. Это не только вызвало недовольство высшего начальства аж в самом Ватикане, которое почти сразу же отправило его в приют Святого Фомы Аквинского близ Чикаго, куда ссылались провинившиеся священники, но и надломило что-то внутри самого Маркуса. Почти полтора года он только и делал, что отсиживался в своей тесной комнате-келье и рисовал, рисовал, рисовал, снова и снова пачкая углем все, что только можно было испачкать. Это прододжалось до тех пор, пока к нему не пришел за помощью молодой священник церкви Святого Антония, что располагалась в не самом благополучном районе Чикаго.
Растерянность отца Ортего, невинный взгляд одержимой девочки и негодование епископа, который был крайне недоволен тем, что его приказа ослушались, вернули Маркуса к той жизни, к которой он привык. Однако, его своеволие не осталось без внимания. Маркуса лишили сана священника, и это почти выбило почву из-под его ног, но отец Ортега, в лице которого он нашел не только прилежного ученика, но и очень хорошего друга, помог ему справиться с этим и присоединился к нему, когда церковь Святого Антония закрыли. Они выполняли свой долг вопреки всем запретам Церкви, которая очень близко к сердцу восприняла подобное своеволие и устроила чуть ли не охоту на ведьм, разыскивая опальных экзорцистов. В конце концов, Маркус был вынужден оставить отца Ортега и пустился в бега. Вот уже не первый год он кочует из штата в штат, занимаясь привычным делом, но старается особо не светиться. В Касл Рок его привело знакомство с местным священником, Питером Дойлом.

Характер

При первой встрече Маркус не производит впечатления глубоко верующего и тем более священнослужителя. Напротив, кажется, что нет человека с более порочным и пронзительным взглядом, способным просочиться в самые потаенные уголки твоей души и вытащить на свет божий все то, что ты так долго и отчаянно прятал. Повадками змея-искусителя, Маркус может как оттолкнуть, так и привлечь. Он совершенно не уважает личное пространство и не стесняется его нарушать, презрев все цивилизованные нормы воспитания. Он бывает саркастичным и бестактным и привык жестко возращать с небес на землю, но при этом всегда внимательно прислушивается к окружающим его людям и находит нужные слова, когда им действительно нужно утешение. Маркус вообще умеет слушать и слышать, смотреть и видеть, с проницательностью психолога отмечая то, что действительно важно. Это помогает ему в его нелегком деле.
Маркус непоколебим в своей вере в Бога, но презирает Церковь. По этой причине никогда не любил следовать ее строгим правилам, что в итоге и сделало его тем, кем он стал. И, если раньше он довольно близко к сердцу принимал отлучение от Святой Католической Церкви, то теперь, спустя не один год, относится к этому совсем иначе. Более философски что ли. На его веру в Бога это не повлияло, а это главное. Маркус до сих пор слышит Его голос и идет по жизни с твердой уверенностью, что это именно тот путь, для которого он был рожден, хоть и признает, что он грешник, каких поискать и, возможно, попадет ад.

О чем знают все:
Для стороннего наблюдателя Маркус Кин всего лишь очередной путешественник, который переезжает с места на место без какой-либо цели и нигде не задерживается надолго. В Касл Рок он прибыл в ноябре 2020 года почти сразу после Хеллоуина. Никто его появления не заметил. Он просто в какой-то момент появился и стал частью привычного пейзажа. Его можно встретить на пристани, сидящим на скамейке с альбомом на коленях и с перепачканными углем пальцами, или найти в Церкви Святого Патрика, дремлющим на одной из церковных скамей или жующим какой-нибудь фастфуд в ожидании службы. А иногда Маркуса можно увидеть бесцельно слоняющимся по городу.

О чем не знает никто:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Пробный пост

До рассвета оставалось где-то около получаса, когда Маркус покинул свой убогий номер в одном из дешевых мотелей близ порта и отправился на пристань, зажав под мышкой свой уже изрядно потрепанный альбом. Ставший привычным маршрут, вел его по улочкам все еще мирно спящего городка. Было достаточно светло, но фонари еще горели, раскрашивая холодное ноябрьское утро теплыми мазками. Яркие осенние листья тихо шуршали, почти шептали под подошвами его старых ботинок. Резкие порывы ветра поднимали некоторые из них и бросали в лицо бывшему священнику, как упреки, оставляя ощущение влажности на коже. Ночью снова были заморозки, но к рассвету от легкого налета инея не осталось и следа. Только легкая влажность, заставляющая листья прилипать к носкам его ботинок и оставляющая свои «поцелуи» то на его морщинистом лице, то на не менее морщинистой кожанке, застегнутой по случаю нетеплой погоды наглухо до самого обернутого шарфом горла. Он даже шапку надел, чтобы не застудить уши, как в прошлый раз.
Маркус с нетерпением ждал, когда выпадет первый снег. Когда его старые кости начнут нестерпимо ныть, требуя больше тепла и комфорта. Обычно ближе к зиме он перебирался в более южные штаты, но на этот раз его занесло в Новую Англию, поэтому перспективы были не самые радужные. Если только ему снова не позвонят с неизвестного номера и не дадут наводку на очередное дело. Или, может, весточку от Ортега. Ожидание последнего стало чем-то привычным и почти хроническим, как боль в давным давно выбитом плече. Маркус надеялся, что Дойл поможет ему и с этим, но… но.
На пустом перекрестке Кина облаяла бродячая собака, как будто решившая обругать его за то, что тот решил перебежать проезжую часть на красный. Впрочем, стоило ему пройти мимо пса, как тот увязался за ним, робко виляя хвостом, и сопроводил до самой пристани, пока не увязался за утренней собачницей с симпатичным кокером на поводке. Проводив пса долгим взглядом, Маркус покачал головой и потопал дальше к променаду, на котором проводил почти каждое утро с тех пор, как прибыл на этот живописный остров. Он уже не в первый раз ловил себя на мысли, что, наверное, стоит перейти на пастель, чтобы делать не черно-белые зарисовки, а цветные, но только в Касл Роке почувствовал действительно острую потребность в этом. Столько ярких красок ему не доводилось видеть нигде прежде и он чувствовал себя беспомощным и почти ущербным со своими попытками запечатлеть красоту этого места с помощью одного лишь угля. Сегодня, впрочем, цвет его волновал не особо, поэтому к приглянувшейся ему скамейке он прибыл налегке с альбомом, парочкой угольных карандашей и большим стаканом с горячим кофе, купленным по пути в одной из портовых забегаловок, работающих круглые сутки. Там его уже хорошо знали, поэтому не спрашивали, сколько ему положить сахара и нужны ли сливки.
Устроившись на скамейке, первые несколько минут Маркус просто сидел, смотрел вперед и пил свой кофе, с удовольствием обжигая губы и язык. День выдался пасмурным поэтому он ждал, когда рассветет, чтобы начать работу. Ему нужна была контрастность, лишенная того поглощающего линии сумрака, что растекся вокруг него, как разбавленные в молоке чернила. В конце концов, Кин просто хотел полюбоваться на то, как белоснежная махина маяка, высившегося чуть дальше за портом, начнет выделяться из предрассветного мрака и обретать куда более четкие очертания. За каслрокским маяком он, собственно, и пришел сегодня на пристань. Казалось бы, это первое, что приходит на ум нарисовать, когда ты оказываешься в подобном месте, но у Маркуса был свой подход. Он ждал созревания для той или мной зарисовки. Особенно, когда дело касалось чего-то особенного, требующего всего его мастерства, а каслрокский маяк был особенным. Маркус понял это сразу же, как только увидел его издалека, стоя на палубе парома.
В стакане осталось уже меньше половины, когда его отставили в сторону и взяли в руки альбом. Вокруг стало светлее, а фонари, рассыпавшиеся вдоль всего променада, потухли в тот самый момент, когда со стороны города послышался бой городских часов. Утро стало официальным. Маркус принялся набрасывать очертания высившегося на скале маяка, уже не отвлекаясь на кофе.