[indent] До чего же странно снова осознавать себя частью естественного течения времени. Одри, а именно так назвал ее тот мужчина, начала осознавать себя сравнительно недавно. Хотя ее «недавно» вполне могло растянуться на очень долгое время, учитывая смену времен года, которую она замечала, когда ее сознание становилось более-менее ясным. Она приходила в себя то перед окном, за которым хлопьями валил снег, то под тем деревом, что росло во дворе и осыпалось яркой осенней листвой, то на залитой ярким солнцем лужайке у дома, утопая босыми ступнями в давно не стриженой траве. Она ничего не чувствовала, но при этом как будто представляла, что должна чувствовать. Холод, тепло, щекотку. Обычно так оно и было, Одри только предполагала, но с тех пор, как куда-то исчезла та женщина, она стала действительно что-то ощущать. Одри больше не слышала ее убаюкивающих молитв, от которых клонило в сон, полный сумбурных кошмаров. Она стала ощущать себя более ясно. Достаточно ясно, чтобы, наконец, заметить, что кроме той женщины в доме жил еще и мужчина.
[indent] Теперь, когда и его не стало, Одри стала еще более отчетливо ощущать течение времени. День и ночь, снова день и снова ночь. Она стала замечать рассветы и закаты. Появление в доме нового жильца, куда более молодого, шумного и более деятельного по сравнению с предыдущим, привнесло еще больше ясности в ее существование. Теперь Одри знала, что мертва. Знала, что те двое, что жили в этом доме прежде, знали о ее присутствии. Этот же не знал, даже не догадывался. Пока не догадывался. Впрочем, Одри и не пыталась заявить о себе. Пока не пыталась. Что-то в нем казалось ей смутно знакомым и это останавливало. Иногда ей казалось, что она его почти узнает.
[indent] Очередной день она встретила на рассвете, стоя на лужайке посреди травы, серебрящейся утренней росой. Солнце постепенно испаряло это росу и согревало воздух. Она стояла там до тех пор, пока не услышала, как зашевелился ее сосед. Ей пришлось научиться называть его соседом, потому что она так и не почувствовала в нем чужака. В сознании уже почти привычно вспыхнуло раздражение. Все-таки он был слишком шумным, слишком грубым и слишком... да просто слишком. Его было слишком много. Поэтому Одри решила пока не возвращаться в дом.
[indent] Ей нравилось болтаться на старых качелях на заднем дворе, подобно забытой тряпичной кукле. Со стороны вполне могло показаться, что это ветер болтает иссохшую от времени и непогоды дощечку на истрепанных по той же причине веревках, но только со стороны. Со стороны проходящих и проезжающих мимо людей, любопытных соседей, детей... даже со стороны нового жильца. Только собаки, которых выгуливали мимо дома, реагировали на ее присутствие, заливаясь истеричным лаем и натягивая поводок до предела. Иногда Одри специально их дразнила, откуда-то зная, что люди ее все равно не увидят, если она сама того не захочет. Она свистела им, как малолетняя хулиганка, сунув пальцы в рот, мяукала самым издевательским образом и хохотала в голос. И иногда увлекалась. Вот как сегодня.
[indent] Она даже не заметила, как сосед куда-то уехал и вскоре вернулся. Только услышав это его «В утиль», слышимое, кажется, тысячу раз с тех пор, как он начал хозяйничать в доме, она встрепенулась и, сосредоточившись, в один миг оказалась на кухне, куда он вскоре снова вернулся и принялся разбирать свои покупки. Какое-то время Одри просто наблюдала, не двигаясь с места, а потом в какой-то момент, почувствовав приступ острого раздражения от того, как противно свистит чайник и как беспечно этот неповоротливый пень крутится по кухне, опрокинула стоящую на холодильнике коробку с сухим завтраком. Шоколадные шарики рассыпались по линолеуму с тихим шуршанием, разбегаясь в разные стороны, как застигнутые ярким светом тараканы.
[indent] - Упс, - обронила Одри и порывом пахнущего корицей сквозняка отошла в сторону, чтобы не мешать соседу убирать учиненный ею беспорядок. Раздражение ушло, но пришло что-то похожее на азарт. Следующей ее проказой стал старый радиоприемник, который Одри выкрутила до предела, наполнив кухню сначала визгом, потом шипением, а потом какой-то рычащей рок-балладой.

[indent] Вибрация, прошедшая от динамиков радиоприемника по всей кухне, да и по всему дому, приятно защекотала призрачное тело Одри. Она даже поежилась, чувствуя, как по спине и вообще по всему телу побежали приятные колкие мурашки. Ощущение давно позабытое и от этого такое ностальгическое ей очень понравилось, поэтому она почти с негодованием глянула на соседа, который поспешил сделать радиоприемник тише.
[indent] - А я хочу так!
[indent] Одри снова выкрутила громкость на максимум и с вызовом уставилась на соседа, будто он мог ее видеть и оценить по достоинству сердитый взгляд и сварливо упертые в бока руки. К сожалению, он мог сделать куда больше, чем она. Выдернутый из розетки шнур повис в своем вопиющем безволии, а Одри, посверлив яростным взглядом широкую спину соседа, посмотрела на него со смесью досады и странной задумчивости. Пусть она могла касаться предметов и даже передвигать их, когда забывала о своей призрачной немощи, до сих пор она как-то не пробовала прилагать действительно существенные усилия, чтобы сделать ту или иную вещь. Она легко проходила сквозь запертые двери, но, бывало, легко открывала их, чтобы с грохотом захлопнуть и выставить таким образом виноватым несуществующий сквозняк. Получится ли у нее вернуть вилку приемника в розетку? Это было слишком уж явным воздействием. Сосед мог заметить. Одри снова глянула на него, подвывающего под нос ту самую песню, которую только что выключил. Конечно, он заметит, если получится, но вновь уставившись на висящий шнур Одри подумала, что сейчас это ее не беспокоит от слова «совсем». В ней проснулся незнакомый доселе интерес исследователя. А что, если? Что, если получится?
[indent] Как в замедленной съемке она подняла руку и дотронулась до шнура. Чуть шероховатый от всей той налипшей на него за много лет дряни, он качнулся от ее прикосновения. Одри шумно вздохнула и, будто торопясь, схватила вилку и, подняв на уровень розетки, резким движением воткнула в нее. Попала, что удивительно, с первого раза. Подвывания соседа, который был слишком занят готовкой и растаптыванием сухого завтрака по полу, утонули в совершенно другом вое. Солист группы почти надрывался, выталкивая из своей глотки какие-то совсем уж нечеловеческие ноты.
[indent] - Получилось! - взвыла Одри почти ему в унисон, радостно подпрыгнув на месте. Значит, она могла куда больше, чем просто метаться по дому сквозняком и ронять все подряд. Это знание было чем-то новым, освежающим ее тусклое существование. Можно даже сказать, оживляющим. В животе затрепетали давно позабытые бабочки. Одри даже почувствовала ощутимый зуд в пятках, как это бывало, кажется, так давно, что она уже и не помнила, как это, внезапно захотеть танцевать без причины. А ведь когда-то она танцевала. Одри знала, просто знала откуда-то, что любила танцевать в той, прошлой жизни, когда была живой и, наверное, очень веселой. Этот огонек будто бы затеплился в ней снова, прыская искрами в разные стороны.
[indent] Совершенно по-детски захлопав в ладоши, Одри закружилась по кухне сквозняком и, уже не пытаясь увернуться от соседа, принялась касаться и двигать все подряд. Дверцы тумб и шкафчиков, висящие на крюках сотейники, дуршлаги и половники. В приступе ликования и озорства Одри даже подхватила краешек веселенькой кухонной занавески и закрутилась в нее, в какой-то момент потерявшись в пространстве и непроизвольно переместившись за пределы кухни. Оказавшись снаружи дома, на лужайке перед ним, Одри продолжила свою пляску, почти не чувствуя разницы.
[indent] - Получилось! Получилось! Получилось!.. - хохотала девушка, снова и снова оборачиваясь вокруг своей оси, а потом вдруг поняла, что под ногами у нее уже не хрустят шоколадные шарики сухого завтрака, и остановилась.
[indent] Она снова стояла посреди лужайки, утопая босыми ногами в густой траве, и смотрела на дерево, на нижней ветке которого лениво раскачивались старые качели. И чего ее всегда сюда тянет? Одри оглянулась на дом, в частности на окно кухни. Жаль, что видеть сквозь стены она не могла. Ей было интересно, как сосед отреагировал на то, что она устроила.