Glikeriya Lisitsa | Гликерия (Дмитриевна) Лисица

Род деятельности: студентка колледжа Кроуфорд по обмену из России Дата рождения: 24.12.1999 года, 20 лет Рост: 170 см Телосложение: нормостеническое Цвет глаз: карий Цвет волос: рыжий

Karen Gillan

Особые приметы: рыжеволосая девушка, на лице которой очень часто можно увидеть задумчивое выражение. Бедно одетая в поношенную, пусть и чистую одежду не совсем по размеру - то висящую на тощеватом теле, как на вешалке, то, наоборот, только что не трущей везде, где можно и где нельзя, - Лика производит впечатление серой мышки, которой, в общем-то, и является. Причём нищей церковной мышки. И даже яркая рыжая шевелюра мало что меняет. Скромная, иногда, как будто, забитая, вечно стоящая в стороне, словно боящаяся обратить на себя внимание. И не верящая в то, что в принципе есть к чему это самое внимание привлекать.
Чаще всего можно увидеть с книгой или учебником, если удастся - с огрызком карандаша, которым она старательно, стараясь не выронить огрызок из длинных тонких пальцев, пытается что-то рисовать в крошечном блокнотике, непонятно, каким чудом купленном. Нормальные художественные принадлежности и краски для неё непозволительная роскошь, как и шмотки, которые не отдали по доброте душевной. Вот и на землю Касл Рока настороженная от обилия людей рыжая ступила в подобии костюма: длинноватые, подвёрнутые по этому поводу джинсы затёрто-неопозноваемого цвета, чудом не расходящиеся по швам, синяя рубашка, короткие в три четверти рукава которой были коротковаты даже для той длины, которая должна быть, и жилет цвета раздавленной мыши, в кедах цвета половой тряпки с тридцатилетним стажем на босу ногу или на весьма условный, некогда имевший цвет, носок.
Всё, что может тянуть на хоть какую-то ценность - это неброские золотые серёжки в ушах; браслет, украшающий правую руку, наручные часы на левой, да пара колец: на среднем пальце правой руки и на безымянном пальце левой. Более никаких украшений, пирсинга, шрамов и тату не имеется.

Биография

С чего обычно начинаются воспоминания? С ощущения тепла? С улыбки мамы?
Её первое воспоминание было куда как иным: она, маленькая настолько, что её ещё носят в кульке из одеяла, лежит где-то на улице. Темнеющее небо не радует закатным заревом из-за плотных снеговых туч, идёт снег. Поначалу она наблюдала за ними с любопытством, даже пыталась ловить их, но скоро ручки замёрзли, а белые хлопья начали раздражать, и она заплакала, тем более, что беспокоить начало не только это. Холодно. Было очень холодно, и ребёнок не понимал, где мама? Почему она не забирает её туда, где тепло?
Эти воспоминания очень яркие, несмотря на то, что, как считается, возраст для запоминания слишком мал.
Её нашли по плачу, забрали в тепло. Гликерия не помнит, что была в больнице, что побывала в доме малютки - детей её возраста берут в семью куда охотнее, чем более старших детей.
Новая семья дала ей всё, что было необходимо ребёнку: тепло, заботу, уход, образование. Росла Лика тихой послушной девочкой, интересующейся музыкой и рисованием, с удовольствием собирающей пазлы и конструкторы - куклы и игры в «дочки-матери» её интересовали постольку поскольку.
Когда девочке исполнилось девять лет, семью постигла трагедия – умер отец. Мама Гликерии из-за затянувшегося траура махнула рукой на себя и внимания дочери уделяла урывками, чаще призраком бродя по квартире и то и дело пугая девочку едва ли не переходящими на вой рыданиями.
Что делать, когда кажется, что жизнь рухнула вместе со смертью любимого родителя? Только спрятаться. Увы, сбежать куда-то не представлялось возможным: Лика была удивительно рассудительна для своего возраста, потому понимала, что одна, без денег и каких-никаких документов далеко не уйдёт. Да и маму бросать не хотелось. И тогда она сбежала не от места, а от реальности. Уйти в сказку насколько это возможно, чтобы «не видеть» или «забывать», но не настолько, чтобы быть совсем уж оторванной от мира.
Шло время, Гликерия научилась уходить в свой маленький мирок от всех обстоятельств, которые вызывали у неё стресс, выбираясь (или, что куда точнее, на время выглядывая) из него лишь когда это необходимо, ведь прятаться было от чего: дома её ждала пошедшая по алкогольной дорожке мать, начавшая браться за бутылку вскоре после смерти мужа. Она старалась не попадаться на глаза дочери со спиртным в руках и пьяной первое время, но потом ей стало всё равно.
В школе над девушкой смеялись, в глаза и за глаза называя чудачкой. Удивительно даже, что при всём этом она вполне сносно закончила школу. Не с золотой медалью, да, но она к этому и не стремилась: зачем ей была реальная золотая медаль, когда там, в своём мирке у неё может быть королевская корона?
Поступить в институт, тем более, на бюджет, получилось не сразу. Не задумывавшаяся как следует, куда пойдёт после школы, Лика считала, что времени, чтобы решить этот вопрос у неё достаточно, а пока можно отдохнуть после учебного года. Свою ошибку она поняла к осени, когда оказалось, что максимум, куда она может поступить – это подготовительные курсы. Рассудив, что это тоже вариант, девушка записалась на них, а для того, чтобы на обучение были деньги – нашла подработку, денег с которой только на оплату курсов и хватало, да и то с трудом: не всегда удавалось их удачно спрятать, чтобы мать не нашла и не купила себе очередную порцию «огненной воды» или дешёвой настойки.
Поступив-таки в институт на бюджет, начавшая осваивать профессию дизайнера Лика задумалась о том, как бы больше не возвращаться домой, как ни крути, жизнь там после определённого времени стала крайне непростой даже для такой барышни с «головой в облаках», как Лисица. В общежитие девушка селиться не хотела, крайне ценя своё личное пространство, коим делиться она не хотела, но делать было нечего. О работе-то в силу учёбы пришлось забыть.
Год девушка провела, буквально закопавшись в конспекты семинаров, коллоквиумов, лекций и прочего, уйдя в учёбу с головой. С однокурсниками она общалась постольку поскольку, не тратя время на долгие беседы, предпочитая обращаться лишь по делу, чем снискала себе довольно нелестную оценку с их стороны, на которую привычно «не обратила» внимания: факт прилежной учёбы ни разу не умалял факт ухода в себя, более того, заниматься в своей общажной комнатушке она ухитрялась, выныривая из своего идеального мирка прямо в книгу или записи с пар, почти что минуя всякое стороннее общение.
После перехода на второй курс института, Лика, уставшая возвращаться в квартиру, далёкую от чистой, и к жизни в почти полной нищете – от голода спасала только институтская столовка, в которой еда может и не баловала, но она БЫЛА! - искала способа убраться из дома не на время, а навсегда, чтобы не видеть маму, свою любимую маму, в совершенно опустившемся состоянии, не желая запоминать её такой.
На сбор вещей много времени не понадобилось - их было столь немного, что они умещались в один не слишком большой чемодан, который она перетащила в свою комнату в общаге, куда она всё же переселилась, не смотря на то, что раньше этого делать не хотела. А спустя некоторое время объявили, что лучших студентов пошлют по обмену в другую страну. Лике было всё равно, куда ехать, чтобы начать новую жизнь – везде ведь ни кола, ни двора, - и она решила рискнуть и подать заявку. Почему бы и нет, если она неплохо училась в течении аж года с небольшим?
Её не должны были пустить из-за отсутствия сколь-нибудь глубокого знания языка, но судьба, больно ударившая её в начале жизни, улыбнулась сейчас: не то халатность, не то невнимательность, не то что-то ещё поспособствовали занесению Гликерии в список тех, кого всё же послали на учёбу по обмену. Таким образом она оказалась в Касл Рок, естественно, с мыслью, что в узел завяжется, но никуда отсюда не уедет...

Характер

Лика производит впечатление этакой девочки-незабудки: тихая, скромная, кажется, не видящая ничего дальше учёбы. Глядя на неё так и хочется сказать, что она несколько не от мира сего. Словно находится одновременно в двух измерениях и «подвисает» в этом мире, когда отвлекается на «тот». Мечтательная настолько, что становится странно, что хоть как-то держится за бренную землю, ухитряясь не совсем уж терять почву под ногами, отделяя «время для мечтаний» от учебного. И именно из-за этого стоит Лике столкнуться с какой-то ситуацией, хоть сколько-то связанной с конфликтом или в ходе которой может возникнуть конфликт – она теряется, даже если, в общем-то, представляет, что требуется сделать, чтобы решить данную ситуацию. По этой причине не любит и побаивается людей, этого мира, что делает Лисицу совершенно не приспособленной к жизни в некоторых вопросах.
Неотъемлемой частью жизни девушки является чай и кофе утром - обязательно две чашки: одна – чёрного, другая – с молоком, - и лёгкий «творческий» бардак на рабочем письменном столе. Она бы и животных завела, да кто позволит в общаге? Дома же какая-нибудь кошка или собака на бескормице долго не протянет. Ярой любительницей выпить не является, но в случае какого-либо праздника предпочтёт полусладкие вина и сладкие наливки на коньяке, а также сладкие безалкогольные газированные напитки. Так же иногда может выпить пива. Всяческие чаи находятся крайне высоко в рейтинге любимых напитков, выше, чем даже кофе, с которым девушка старается не перебирать. Это могут быть просто чёрные чаи, и чаи чёрные с наполнителями, фруктовые чаи и травяные отвары с добавлением масел и/или кусочков фруктов и ягод. Её любовь к ним понимают далеко не все: не раз и не два она слышала от своих знакомых, что это не чаи, а компоты, но её любовь к этим напиткам это нисколько не колеблет. Так же любит милкшейки (особенно, шоколадный) и кофе капучино, которые, в силу отсутствия в доме необходимой бытовой техники, пить приходится вне дома и нечасто.
Крайне не любит холодную погоду и период предзимья и зимы.

О чем знают все:
Самая обычная, уже которая по счёту студентка, приехавшая по обмену в колледж Кроуфорд, мягко говоря, не отличающаяся достатком. В городе появляется от случая к случаю не в последнюю очередь из-за стеснения - ей стыдно за свой внешний вид, - проживая в студенческом городке, друзей в котором у рыжей тоже не густо - сказывается жизнь почти что затворницы и нелюдимость.

О чем не знает никто:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Пробный пост

Дирижабль таранил своим объёмным телом воздушное пространство, толкая себя вперёд лопастями винтов, приходящим в действие благодаря двигателям. Лодди всегда казалось, что дирижабль – это что-то вроде огромного зверя, проглатывающего людей в начале пути, и выпускающего – в конце. Так он считал с самого детства, стоило родителям начать таскать его везде за собой, словно он был забавной игрушкой, куклой, правдоподобно имитирующей поведение самого обычного, живого, ребёнка. Вейк с трудом понимал, на самом деле, действительно ли его родители так считают, или ему только кажется?
Коридоры гондолы цепеллина иной раз казались Людевейку коблом в дупель пьяных змей, иначе как объяснить, что оказываешься далеко не в там, куда шёл? С другой стороны, что делать, если сам не знаешь, куда именно шёл, а просто рванул, куда глаза глядят из-за странного громкого звука, намекающего на опасность? Хорошо хоть, эта дурацкая нянька, которая была непонятно зачем к нему приставлена, избавила его Вейка, от своего надоедающего присутствия. Зачем, в конце концов, ему нянька, если он давно вышел из грудничково-детского возраста и скорее нуждался в гувернёре, нежели в няньке?
Впрочем, эти вопросы проскальзывали в брюнетистой голове постольку поскольку, пока он не торопясь шёл по коридору цепеллина, в котором никогда раньше не был, а ведь ему казалось, что он облазил здесь за все свои путешествия на "Королеве Иднес" всё, что возможно было облазить. Наверное, этим бы исследования цеппелина не ограничилось бы, если бы не эта идиотская нянька, которая предпочитала не выпускать его из каюты, чтобы не случилось чего, и не начинала его искать, лишь стоило ему удрать из-под её присмотра.
Ну и чего ко мне привязалась эта грыжа в юбке? -  Лодевейк мрачно наблюдал в иллюминатор за проплывающими за бортом дирижабля. – Может, покалечиться, чтобы её уволили?
- Вот вы где, юный господин! Как же вы меня напугали. Прошу, пойдёмте со мной. Ваша матушка очень хотела вас видеть.
Ривш-младший закатил глаза, прекрасно зная, что этот жест многие почему-то принимали за признак близкого припадка. Это было не так, но что делать, если только в этом случае всем было чуть менее плевать на него, чем обычно.
Легка на помине. Может, мне о её наличии следует не думать, и тогда она рассосётся, как синяк?
Правда, произнесённый вслух ответ был краток до предела:
– Нет, – мотнул головой Лодди, отворачиваясь от иллюминатора. Некс, пользуясь тем, что хозяин его не видит, оттянул «пальцем» лапы нижнее веко и показал противной няньке язык. Игрушечный котомедведь как чувствовал, что именно это Вейку и хочется сделать, но не позволяет сделать воспитание, потому с удовольствием изображал шута при короле, которому не возбранялось делать что угодно, зная, что «король», то есть, Лодовейк, закатит грандиозную истерику с нанесением самому себе телесных повреждений, если с ним, Нексом, что-то случится – случаи-то уже были.
Хотя, может быть, глупый игрушечный зверь почувствовал, что хозяина что-то тревожит, но не понимая, что именно, и просто хотел развеселить его, чтобы тот хоть чуть-чуть успокоился и улыбнулся?
– Нет. – повторил тем временем Вейк. – Не пойду. Плохо. Отстань.
Он, наверное, мог бы и не односложными предложениями выражаться, но, во-первых, смутно представлял, как это делать, во-вторых, не понимал, зачем нужна многословность? Да и там, в его мире, говорить-то особо не нужно – все всё и так прекрасно понимают. Если бы ещё его вечно не вырывали из того понятного и приятного мира, где всё устроено так, как ему хочется, в этот, холодный, чужой и агрессивный! В нём же нет ничего, что дорого ему, Лодевейку Рившу! А раз этого всего тут нет, значит, этот мир ему не нужен.
– Уйди.
И мальчик пошёл дальше. Он пока не придумал, хочет ли подойти к другому иллюминатору или выйти в прогулочную галерею, и потому просто отправился, куда придётся. И где можно будет побыть одному…в смысле, в компании с Нексом, идущим рядом.